29 ноября 2011 14:48
Людмила Алябьева: «Мода напрямую связана с волшебством»
Людмила Алябьева по образованию филолог, писала кандидатскую по копирайту, изучала повседневность старой Англии, а последние шесть лет занимается наукой, но не совсем обычной — руководит первым в России научным журналом о современной моде. Как редактор журнала «Теория моды» Алябьева побывала в Красноярске на недавней книжной ярмарке.
Как возникла идея такого журнала?
Я думаю, давно была необходимость издания о моде, но ориентированного не на рассматривание глянцевых картинок, а на анализ. Сама идея возникла давно и не здесь. «Теория моды» в какой-то степени российская версия (хотя в последнее время все меньше и меньше «версия» и все больше «российская») известного британского издания Fashion Theory, появившегося в 1997 году. Собственно, самой дисциплине изучения моды, научному подходу около 12 лет. «Теория моды» появилась шесть лет назад. И идея была простая: очевидно, что мода — это такое явление, с помощью которой можно изучать и описывать механизмы, действующие в современной культуре, общественной жизни, социальном мире. Мода как объект изучения — это такое междисциплинарное поле, в котором сплетаются самые разные феномены повседневной жизни.
А когда вообще появилось понятие «мода»?
Сравнительно недавно, во второй половине 19 века. Ее появление было связано с индустриализацией, внедрением машинного производства товаров, в том числе и одежды, но прежде всего — с ростом городов и появлением городских жителей, городской жизни как самостоятельного объекта для изучения. Появилась возможность делать одежду массово, большими партиями, появилась необходимость выделяться на общем фоне городской толпы, появилась площадка для демонстрации моды, появились каналы, через которые эту моду можно было популяризировать, и главное — появился спрос на моду, создавший целую индустрию: журналы, модные картинки, позже — кинематограф, фотография.
На самом деле мода не ограничивается сменой стилей одежды, а затрагивает практически все стороны существования современного человека. Мода распространяется на еду, на профессии, на район, в котором живешь, на образ жизни, на места отдыха...
Кто вас читает? Как вы оцениваете влияние научного подхода к миру моды на сам мир моды?
Это вопрос, который мы всегда себе задаем — кто наша потенциальная аудитория. Есть ощущение, что мы первооткрыватели, потому что такого издания в России еще не было. Естественно, нас читают в академических кругах, люди, которые так или иначе работают в близких сферах — антропологи, социологи, историки, культурологи, филологи.. Мы вполне для них подходящее чтение. Ведь даже в академических кругах отношение к моде разное. Одни считают, что это недостойно внимания серьезной науки, и незачем об этом писать. Другие же как раз видят в моде отражение каких-то очень важных особенностей нашего времени, страны, общества. И еще есть много людей, которые не являются учеными, но интересуются модой. Только глянцевые журналы им наскучили, им хочется чего-то более серьезного, глубокого, аналитического.
А модные дизайнеры одежды, кутюрье вас читают? Андрей Бартенев, например, читает «Теорию моды»?
Я думаю, он наш журнал перелистывает, заглядывает.
Как бы вы охарактеризовали уровень моды в Красноярске, например?
Мне сложно судить, это вообще-то неблагодарное занятие. Магазины, я вижу, тут практически все те же, что в Москве. А вот насколько люди креативно подходят к выбору одежды... Во время работы ярмарки мы проводили показ работ местных дизайнеров, мне многое понравилось. Но тут есть такая особенность: хорошие дизайнеры, поверьте, есть во всех крупных городах. Вопрос в том, что далеко не все они могут довести свои идеи до коллекций готовой одежды. У нас в России есть кризис не только в изучении моды, но и в формировании модной индустрии. Мы только начинаем ее создавать, формировать спрос на красивую одежду, которую придумали и сделали в той стране, где ты живешь. Все-таки зависимость от модных мировых брендов все еще велика, надо признать.
А вообще в России существуют какие-то региональные дресс-коды? Чтобы можно было отличить по одежде сибиряка от, скажем, жителя Питера?
Раньше функцию региональных дресс-кодов выполняли национальные костюмы, но это было только в деревнях, да и надевали их скорее только по праздникам. А в последние десятилетия все настолько перемешалось, глобализовалось, что городские жители в Красноярске, Париже и Нью-Йорке одеваются примерно одинаково. Какие-то особенности могут диктоваться климатом или уровнем жизни, когда девушки носят дорогие шубы не потому что на улице мороз, а потому что шубы дорогие. В моде есть свой язык, есть свои субкультуры, но они локализованы не по региональному признаку, а по социальному или по принадлежности к определенной тусовке. Скажем, у нас в последние годы очень гламуризировались политики, стали такими настоящими селебрити. То же самое происходит с чиновниками. А если говорить о молодежных тусовках, то тут как раз никаких отклонений не допускается. Гот в Красноярске выглядит так же, как гот в Хельсинки. Все молодежные субкультуры, имеющие собственный стиль одежды, крайне консервативны, там принято одеваться «как все».
Что сегодня происходит в моде? Гламур останется, или его значение преувеличено?
Не думаю, что оно преувеличено. Само явление-то очень мощное и, кстати, довольно древнее, оно намного старше самого понятия моды. Даже история термина «гламур» настолько богата, что о ней можно отдельную книгу написать. Первое употребление слова glamour в том значении, которое ему придают сегодня, встречается еще у Вальтера Скотта в «Песне последнего менестреля», начало 19 века. Там он употребляет его в значении «волшебное нечто, способное сделать вещи узнаваемыми». А мода, на мой взгляд, напрямую связана с волшебством. Если посмотреть модные журналы, философию брендов, в этом всегда есть нечто от сказки — волшебные и чудесные превращения золушек в принцесс. Но ведь никто не говорит, что Золушка — это гламур.
Есть ли связь между модой и состоянием экономики? Например, существует ли мода «послекризисная»?
Существует. И это общемировая тенденция, и, кстати, одна из причин снижения популярности гламура. Потому что мир после кризиса возвращается к ценностям рационального ведения хозяйства — скромнее одеваться, носить одну вещь подолгу, отдавать в починку... Мы даже писали о том, что появился модный тренд на старые вещи, перелицованные и переделанные. Появляются новые техники — люди меняютя одеждой, проводят вечеринки, на которые приносят одежду. Хотя удивительная тенденция: в кризисы растет спрос на люксовые, очень дорогие вещи. Потому что люди стремятся куда-то вложить деньги, предпочитают очень престижные марки, потому что, во-первых, это классика, которая не выйдет из моды в ближайшие два-три сезона, во-вторых, эти вещи будут долго служить. Поэтому люксовые бренды от кризисов, как правило, не страдают. Больше всего теряют бренды эконом-класса, поскольку люди экономят и реже покупают одежду.
А что формирует вкус к одежде? Наличие денег или воспитание эстетических принципов?
Наличие денег уж точно не является гарантией хорошего вкуса в одежде. В 90-е годы, как вы помните, люди, получившие доступ к большим деньгам, одевались чудовищно — все эти футболки со стразиками... Дело не в деньгах, а в том, что людям хотелось красоты, а понятие красоты у них было соответствующее. Сегодня, конечно, на те моды смотреть и страшно, и смешно. А вкус, стиль — это нечто очень индивидуальное, связанное с контекстом, местом, воспитанием.
Мне кажется, сегодня понятие стиля меняется. Если раньше стиль означал соответствие неким классическим канонам, то сегодня мир переживает моду на индивидуализм, и границы стиля сильно раздвинулись. Для многих модных людей одежда — это их послание миру, желание заявить о себе. А большинство людей одевается как раз для того, чтобы слиться с толпой, не выделяться, не обращать на себя внимание. Как ни парадоксально, в этом тоже проявляется их индивидуализм. Просто он реализуется не через одежду, а как-то иначе.
Аркадий Суховольский, интернет-газета Newslab.ru
